Что за тяжёлое весло — моё перо!

Однажды за ужином с любимым мы обсуждали, как может быть интересно:  заранее знать финал фильма, развязку книги,
линии сюжета – и при этом всё равно смотреть и читать – и наслаждаться произведением.

Чем же именно наслаждаться? – такой вопрос я получила.

И вот на днях я прочитала известную историю француженки Дельфины Кутюрье, рассказанную под выдуманным персонажем – Эммы Бовари.

Да, сюжет гениального романа
Гюстава Флобера – это всего на всего банальная история соседской жизни. Сюжет «Госпожи
Бовари» очень простой и банальный. Истинная ценность романа – в тонко
выточенных деталях, в подаче этой бытовой истории.

Закончив роман Флобера, я
вспомнила о том самом разговоре за ужином.
Ведь роман «Госпожа Бовари» как раз про это!  Про то, как наслаждаться не сюжетом, а
текстом, выверенными словами, детализированностью.

История гениальности художественной литературы это вообще не столько
про сюжет, сколько про редактуру.

Кроме Флобера в моей памяти сразу
вспыли ещё две истории. Хотя я уверена таких примеров гораздо больше. Продолжим
разговор про Флобера, а потом вспомним про Донну Тартт и, конечно, историю
«Убить пересмешника».

Гюстав Флобер. «Госпожа Бовари»

Гюстав хорошо знал историю
Дельфины. Его родня поддерживала контакты с этой семьей. Он изучил историю
прототипа Эммы и принялся за роман. И это стало началом мучительной тяжелой
работы. Флобер писал роман — 5 лет.

На отдельные эпизоды у него
уходили недели и месяцы. Он писал своим друзьям:

«Я пять дней
просидел над одной страницей…»

«Я бьюсь над
каждым предложением, а оно никак не складывается. Что за тяжёлое весло —
моё перо!»

Но Флобер не сдавался, и так же
тщательно создавал свой роман. Например, для того, чтобы точно передать
характер Эммы – Флобер сам прочитал все книги, которые читала Эмма. Книги,
которые повлияли на становление её метущейся души.

«Талантливый Флобер превратил
убогий, по его собственным представлениям мир, населенный мошенниками,
мещанами, посредственностями, скотами, сбившимися с пути дамами, — в один из
совершеннейших образцов поэтического вымысла и добивается этого гармоничным
сочетанием всех частей, внутренней силой стиля и всеми формальными приемами —
контрапунктом при переходах от одной темы к другой, предвосхищениями,
перекличками. Без Флобера не было бы ни Марселя Пруста во Франции, ни Джеймса
Джойса в Ирландии. В России Чехов был бы не вполне Чеховым», — пишет нам
Владимир Набоков в своих «Лекциях по литературе».

Художественный прием Флобера –
описываемый предмет, может быть грубым и отталкивающим. Но его изображение
художественно выверено и уравновешенно. Это и есть стиль. Это и есть искусство.
Только это в книгах и важно.

Два пример, описанный также
Набоковым.

Шарль Бовари

«Ну а что же муж, Шарль Бовари?
Скучный, усидчивый тугодум, без обаяния, остроумия, образования, но с полным
набором шаблонных идей и правил. Он мещанин, но при этом еще и трогательное,
жалкое существо. Крайне важны две вот какие вещи. Он видит в Эмме и его в ней
прельщает именно то, к чему она сама тщетно стремится в своих мечтаниях.
Смутно, но глубоко Шарль чувствует в ней какую-то переливчатую прелесть,
роскошь, мечтательную даль, поэзию, романтичность. Это во-первых, и в свое
время я приведу примеры. Во-вторых, любовь к Эмме, растущая почти незаметно для
самого Шарля, — настоящее чувство, глубокое и подлинное, абсолютная
противоположность животным или мелкотравчатым переживаниям Родольфа и Леона, ее
самодовольных и пошлых любовников. В этом привлекательная парадоксальность
флоберовской сказки: самый скучный и нескладный персонаж книги — единственный,
кто оправдан той дозой божественного, которая есть в его всепобеждающей,
всепрощающей, неизменной любви к Эмме, живой или мертвой».

 Свадебный букет мадам
Бовари

«Участь ее свадебного букета
своего рода предзнаменование или эмблема того, как несколько лет спустя
расстанется с жизнью сама Эмма. Найдя свадебный букет первой жены, Эмма
спрашивала себя, что станется с ее собственным. И вот, уезжая из Тоста, она
сама его сжигает в великолепном пассаже: “Однажды Эмма, готовясь к
отъезду, разбирала вещи в комоде и уколола обо что-то палец. То была проволочка
от ее свадебного букета. Флёрдоранж пожелтел от пыли, атласные ленты с
серебряной каймой истрепались по краям. Эмма бросила цветы в огонь. Они
вспыхнули, как сухая солома. На пепле остался медленно догоравший красный
кустик. Эмма глядела на него. Лопались картонные ягодки, извивалась медная
проволока, плавился галун; обгоревшие бумажные венчики носились в камине, словно
черные бабочки, пока, наконец, не улетели в трубу”. В письме Флобера,
написанном около 22 июля 1852-го, есть применимое к этому пассажу место:
“Действительно хорошая прозаическая фраза должна быть как хороший стих: та
же неизменимость, та же ритмичность и звучность»».

И кстати, о письмах.

Спасибо господину Флоберу за его
многочисленные письма к своей любовнице. Благодаря им мы можем узнать детали
создания романа. Свою гениальность Флобер сам того не знает раскрывает в своих
письмах, где он делиться сложностями создания значимых и не очень сцен романа.

Вот несколько его писем к своей любовнице Луизе Коле

23 декабря 1853-го писал Флобер
Луизе Коле о знаменитой 9-й главе второй части, где Родольф соблазняет Эмму.

 «Сегодня… я был одновременно мужчиной и женщиной,
любовником и любовницей и катался верхом в лесу осенним днем среди пожелтевших
листьев; я был и лошадьми, и листьями, и ветром, и словами, которые произносили
влюбленные, и румяным солнцем”.

19 сентября 1852 года, ровно
через год после того, как Флобер начал писать роман:

“Как надоела мне «Бовари”!.. Сцена в гостинице потребует
месяца три. Бывают минуты, когда я готов плакать от бессилия. Но я скорее
издохну, чем обойду ее. Мне нужно одновременно ввести в действие пять или шесть
персонажей (говорящих от своего лица) и несколько других (о которых говорят),
описать место действия и всю местность вообще, дать характеристику внешности
людей и предметов и показать в этой обстановке господина и даму, которые
начинают увлекаться друг другом (благодаря сходству вкусов). Будь у меня еще
достаточно места! Но действие должно развертываться со стремительной быстротой
и при этом отнюдь не сухо; развивая его, я не стану сгущать красок».

9 октября 1852-го:

“Я сейчас пишу разговор молодого человека с молодой женщиной о
литературе, море, горах, музыке и прочих так называемых поэтических предметах.
Обычный читатель примет, пожалуй, все за чистую монету, но моя настоящая цель —
гротеск. По-моему, мой роман будет первым, в котором высмеиваются главные
героиня и герой. Но ирония не отменяет патетики, наоборот, ее усиливает”.

15 января 1853-го, приступая ко
второй части, Флобер писал:

“Я пять дней просидел над одной страницей… Очень волнует меня,
что в книге моей мало занимательного. Недостает действия, а я придерживаюсь
того мнения, что идеи и являются действием. Правда, ими труднее заинтересовать,
я знаю; но тут уж виноват стиль. На протяжении пятидесяти страниц нет ни одного
события; развертывается непрерывная картина мещанского существования и
бездейственной любви, тем труднее поддающейся описанию, что это любовь робкая и
в то же время глубокая; но, увы, она лишена внутреннего горения, ибо герой мой
наделен весьма умеренным темпераментом. Уже в первой части моего романа имеется
ряд аналогий: муж любит свою жену почти такой же любовью, что и любовник, оба
принадлежат к одной и той же среде, и тем не менее они должны отличаться друг
от друга. Это картина, где краски наложены одна на другую, без резкой грани в оттенках
(что труднее). Если я этого добьюсь, то получится, пожалуй, очень
здорово”.

О сцене со священником Флобер писал в апреле 1853-го:

“Наконец-то я начинаю разбираться в проклятом диалоге со
священником… Я хочу показать следующую ситуацию: моя бабенка охвачена
религиозным пылом, она отправляется в церковь и встречает у входа священника…
«Он” …обнаруживает столько глупости, пошлости, недомыслия и
грязи… Мой священник очень порядочный, даже превосходный человек, но он
озабочен исключительно физической стороной жизни — страданиями бедняков,
недостатком хлеба или дров и не способен угадать моральную слабость, смутный
мистический порыв; он весьма целомудрен и исполняет все свои обязанности. Это
должно занять не более шести-семи страниц, никаких рассуждений, никакого
анализа (только непосредственный диалог)“.

15 июля 1853-го:

«Нынче вечером набросал
большую сцену сельскохозяйственной выставки. Эпизод будет поразительный и
займет не менее тридцати страниц. На первом плане повествования об этом
сельско-муниципальном празднестве, где появляются, говорят и действуют все
второстепенные персонажи книги, среди деталей красной нитью должен проходить
беспрерывный диалог женщины с распаляющим ее господином. Кроме того, в середине
у меня имеется торжественная речь советника префектуры, а в заключение, когда
все окончено, — газетная статья аптекаря, написанная в стиле философском,
поэтическом и прогрессивном, в которой он дает отчет о празднике”.

12 октября:

“Если можно передать в книге симфонию, то здесь это, несомненно,
будет. Все должно слиться в общем гуле, надо одновременно слышать мычание
быков, вздохи любви, слова начальства; все освещено солнцем, огромные чепцы
шевелятся от порывов ветра… Драматизм достигается здесь одним лишь
переплетением диалога и противопоставлениями”.

Донна Тартт. «Щеголь», «Тайная история», «Маленький друг»

Американка Донна Тартт больше
всего известна своим последним романом «Щеголь». За него она получила
Пулитцеровскую премию. Донна также написала ещё два не менее, а на мой взгляд, более
блистательных романа.

Эпичные романы Донна
пишет раз в 10 лет. Из под её пера выходят объемные, размеренные, наполнены
исчерпывающимися описаниями и деталями произведения. Именно поэтому её
сравнивают с Диккенсом и Толстым. Именно поэтому я вспомнила о ней после
прочтения Флобера.

В объемных
романах Донны нет ни грамма лишнего. Они отжаты насухо. Все детали
проработаны за кадром, там и оставлены — на поверхность, в сюжет выплывают
готовые убедительные образы. Они были созданы объемными, а двухмерная книжная
страница показывает их точный анатомический срез. Вот куда уходят все эти годы
подготовки романа. Романы Тартт действительно великолепны как проза позапрошлых
столетий, хоть сама наша современница.

Сама
Тартт в каких-то интервью говорит:

« Я предпочитаю
написать одну хорошую книгу, чем десять посредственных».

«За всю
свою жизнь я написала три романа, и на каждый у меня
ушло по десять лет. Но сегодня большинство людей считают, что новые романы, как и любой другой
продукт, должны выходить с конвейера каждый год».

«Все на свете требует большего времени,
чем кажется на первый взгляд. Такова грустная правда жизни».

«Работа писателя — придумывать: расцвечивать,
вышивать, инкрустировать и вообще делать вещи лучше» .

«Написать
хороший роман — это как
нарисовать картину размером со стену кисточкой для ресниц».

«Когда я пишу, я полностью
концентрируюсь на деталях: цвет, в который выкрашена
комната, или путь капли, которая скатывается с мокрого листа после дождя».
– Чем вам не детальная точность флоберовского букета госпожи Бовари?!

Я публиковала обзор «Щегла» здесь и обзор «Маленького друга» здесь

Харпер Ли. «Убить пересмешника», «Пойди поставь сторожа».

Самая моя любимая история про гениальность
сюжета и редактуру – это история «Убить пересмешника».

Роман был опубликован в 1960
году, после чего молодая Харпер навсегда переедет из Нью-Йорка в родную глухомань,
маленький городок Монровилле.

Спустя 55 лет, в 2015 году, миру
объявлена грандиозная новость – Харпел Ли выпускает роман-продолжение – «Пойди
поставь сторожа». Через одну, любительские и профессиональные рецензии и
комментарии на книгу твердят о том, что: эта книга не Харпер; произведение
намного хуже Пересмешника; разочарованию нет предела! В чем же дело?

Более любопытные любители
литературы, как я, стали узнавать, что же за история создания этой загадочной
второй книги? И тогда-то стало известно, что «Пойди поставь сторожа» — в какой
степень вовсе не продолжение «Убить пересмешника», а не что иное, как первый черновик романа. Этот черновик был забракован издательством,
после чего рукопись трансформировалась в «Аттикус», а затем и в финальный вариант,
который увидел свет: «Убить пересмешника».

Кропотливая работа Харпер, многочисленные
редактирования из одного вроде как скучного (это спорно!) произведения рождают
другую историю. Историю, которую станут преподавать в американских школах и включат в обязательную программу.

Детали всей истории книги, а также рецензию на книгу я публиковала
здесь

Так о чём это я? В этом большом
тексте, я рассказала несколько примеров, как рождаются красивые великие тексты,
которые складываются в большие известные книги. Мы их любим, конечно, не за эту
подготовительную работу автора. Нам же важен результат. И как в случае с моим
примером в начале поста, нам важно наслаждаться текстом, выверенными словами,
детализированностью, и не всегда сюжетом. Хотя с случае с Тартт – это радость и от текста и от сюжета.

Наверное, чтобы ответить на
вопрос «Чем же именно наслаждаться?», мне было нужно самой провести подготовительную
работу. И понять, откуда появляются такие истории и тексты, где сюжет может
быть не так важен.

#katarinareadingchallenge2017