В апреле на фестиваль «Город и Книги» приезжала Мариам Петросян, автор романа «Дом, в котором…». За пару дней до презентации, мы гуляли с Мариам по Минску.
Мы прошли огромный проспект Независимости, сворачивая то на Немигу, то к Вокзалу, то в Верхний город. А я всё никак не могла подступиться к интервью, а ведь мне выпала такая уникальная возможность: я гуляла по Минску с автором одной из любимейших книг. Но в первую очередь моя прогулка была с открытым, очень вежливым и остроумным собеседником.
Прикидывая в уме о том, что обязательно нужно спросить у Мариам Петросян, как автора нашего любимого Дома, мне было сложно сформулировать что-то четкое. Позже я поняла, в чём дело.
Нам всем непременно хочется взять большой шкаф с чистыми, пустыми полками и разложить на них весь Дом, всех обитателей, все странности и загадки. Но не получается же.
Дом для своих обитателей – это единственный мир, который они понимают. Все его странности кажутся такими же естественными, как обычная зелёная трава или звезды на небе, может даже эти странности более естественны. Из-за этого любые попытки структурировать вселенную Дома будут искусственными. Тот, кто осуществляет анализ, всегда будет привносить слишком много от себя самого. Но мы всё равно пытаемся …
И я попыталась спросить что-то важное, о чём я ещё не читала в многочисленных интервью или о чём хотелось услышать ещё раз, но уже от самой Мариам. Что из этого вышло читайте ниже …
Спасибо вам большое за наш любимый Дом!
Финал книги порождает много вопросов и домыслов. В разных интервью вы говорили, что у вас был год, чтобы написать финал, закончить книгу, готовую к изданию. Когда книга уже была издана, не хотелось ли вам переписать финал
На самом деле, год потребовался, чтобы дописать пару глав. На тот момент роман был фактически закончен, в нём не хватало только выпускной ночи. А выпускная ночь именно такая, какой должна была быть. Поэтому я не вижу смысла, что-то менять. Так же, как и эпилог.
Знаете, когда ты что-то такое сотворил, сочинил – это что-то или получилось, или нет. Можно позже что-то интересное придумать, но если не получилось сразу, то и потом не получится.
Вы считаете, что финал не получился?
Финал меня вполне устраивает. Я говорю про само желание переписывать. Мне всегда и всё хочется переписывать (смеется). Поэтому я не перечитывала книгу после того, как она была издана. Я открываю роман только в тех случаях, когда мне требуется ответить на какие-то вопросы или что-то уточнить, например, для переводчиков.
Мариам, а герои Дома совсем ушли из вашей жизни или они по-прежнему в ней есть?
Я бы не сказала, что они ушли. Если вы обратили внимание, то финал книги я закольцевала. А значит остаётся вариант того, что они где-то существуют.
А вам не предлагали писать продолжение?
Нет. Но если бы предложили – я бы не согласилась.
Почему?
Потому что у этой книги не может быть продолжения. Она завершена.
Читая роман, я чувствовала себя в основном Курильщиком. Я нахожусь внутри Дома, смотрю по сторонам, слушаю о чём говорят, что-то важное говорят мне напрямую, но у меня ощущение, что я вообще ничего не понимаю, и от меня скрывают бОльшую и важную часть происходящего. Мне приходится многое объяснять самой себе, пользуясь своей логикой и здравым смыслом. Никто же толком ничего не объясняет бедному Курильщику. Это злит и в то же время ловит тебя на крючок, ты уже не можешь оторваться от чтения.
А потом появляется Сфинкс и говорит мне, чтобы я слушала внимательнее, смотрела по сторонам, всё передо мной. И я послушно двигалась дальше в надежде, что сейчас всё будет понятно. Однако ощущение недосказанности всё равно осталось.
Этот эффект недосказанности получился в результате того, что вам пришлось сокращать весь текст под размер одной книги и какие-то куски не вошли? Или это было задумано с самого начала?
Когда сильно сокращаешь текст, если повезёт, остаётся впечатление того, что он был намного объемнее. Первоначальный вариант истории действительно был длиннее. Однако, сокращая его я не выбрасывала важные, по моему мнению, куски.
Тем не менее, для меня текст Дома всегда будет объемнее, чем тот, что есть у читателей. Я уже не помню точно, какие фрагменты вошли в книгу, а какие нет. И иногда это порождает курьезные случаи. Например, когда читатели спрашивают о чём-то, что им непонятно, то я недоумеваю, откуда такие вопросы? Ведь это было разъяснено. Потом оказывается, что не было.
И так даже лучше. В первом варианте текста, когда Курильщик знакомился с Домом – он задавал очень много вопросов. А ему на них подробно отвечали. Я много раз переписывала эту часть, но она мне нравилась все меньше и меньше. Я поняла, что мне самой эти объяснения не интересны. Я уже знаю это место и всех персонажей. И было ощущение, что ни один человек никому не станет так долго, подробно и нудно что-то объяснять.
Как обычно происходит в жизни? Человек попадает в незнакомое место, задаёт пару вопросов, получает пару ответов – и всё, окружающим кажется, что они ему всё подробно разъяснили. Его обязанности, правила и так далее. Но если такой новичок общается с разными людьми, то и информацию получает разную. Картина складывается неоднозначная, но никого не волнует, что у новичка в голове полная каша. Так это выглядит в реальности. И только в книге, в искусственно созданной истории, через подробные ответы и рассказы окружающих можно действительно понять что-то, что было до тебя.
Мне в первую очередь было интересно, как по-разному люди воспринимают прошлое. Одна и та же история пересказанная мне папой, мамой, бабушкой, оказывалась тремя совершенно разными историями. И больше всего поражало не то, что они отличались какими-то фактами, а то, как разнились по атмосфере. Для кого-то это было очень грустным воспоминанием. Для другого – почти комедией. А третий почти ничего не помнил, потому что не считал это событие чем-то значительным.
Я хотела это передать в книге. Но из-за большого количества персонажей у меня получилась жуткая какофония, где шесть или семь голосов пересказывают одно и то же на разные лады. Я поняла, что это слишком.
Вы писали книгу для себя и своих близких, а как же вы решились ею поделиться и дали согласие на публикацию? Ведь стоит только что-то опубликовать, как твоё «дитя» начинает жить самостоятельной, отдельной от тебя жизнью.
У меня был этап, когда меня очень интересовало мнение определенных людей, которых я уважала или людей, находившихся в ситуациях, отчасти приближенных к сюжету книги.
Я писала вполне сознательно в стол, но при этом, конечно, было желание поделиться историей с близкими людьми. Я набрала текст на компьютере, распечатала и отдала в переплет. Получилось две книжки. Я внесла в них разного рода поправки, кое-что изменила, кое-что убрала, и распечатала еще два экземпляра. А потом еще два. Получилось три разных варианта одного и того же текста. Один я отослала своему папе в Канаду. Другой – тот самый, что в итоге дошел до издательства Livebook – оставила в Москве замечательной женщине Аэлите Семеновне Зубриловой. Третий, естественно, остался у меня. Мнение Аэлиты Семеновны меня особенно интересовало, потому что в тот период, она работала в школе-интернате. Это была платная школа для детей новых русских. Дети жили там всю неделю, кроме выходных. На уикенд родители забирали их домой.
Я не соотносила эту школу-интернат со своей книгой, но, когда тётя Элла о ней рассказывала, было интересно сравнивать. Она, например, рассказывала, что, когда в пятницу за детьми приезжают родители, некоторые не хотят уезжать домой. Почему? То ли им веселее в компании друг друга, то ли от дома, что-то отталкивает. Возможно проблемы в семье. Естественно, мне было интересно, что скажет о моем тексте человек ежедневно общающийся с подростками в школе интернате.
Тут надо упомянуть, что тётя Элла – рассеянный человек. Когда какое-то время спустя, мы с ней созвонились, она сказала: «Я прочла твою историю, и мне очень понравилось. Правда, я перепутала книжки…»
В одном переплете была книга первая – история Курильщика и половина второй книги – воспоминания Сфинкса – позже превратившиеся в Интермедии. Во втором переплете – продолжение Интермедий и Шакалиный Восьмидневник. Так что тетя Элла начала читать с середины, а закончила началом.
Я была поражена тем, что ей понравилась история, прочитанная задом наперёд. Как она не запуталась? Тетя Элла заверила меня, что ей было абсолютно всё понятно, и что так даже интереснее. Этим замечанием она натолкнула меня на идею. Я подумала, что описание детства главных героев вполне можно переместить в начало. Я разбила всю вторую часть книги на фрагменты и переложила ими первую часть Курильщика. Конечно текст пришлось сильно сократить. Пострадали в основном старшеклассники, но так даже лучше. История старшеклассников была довольно примитивна. Намеки на нее куда интереснее. То же самое можно сказать про их выпускной. Замалчивания и легенды делают ночь резни старших страшнее, чем прямой пересказ. Они оставляют место для домыслов.
Вы говорили, что читателю совершенно не обязательно видеться с автором, им даже лучше оставаться наедине с книгой. Почему?
Во-первых, читатели часто бывают разочарованы. Мои читатели – это в основном молодёжь, такие милые, серьезные дети. Для них Дом — это что-то очень личное. Они считают, что создатель этого личного должен быть «своим». И когда видят перед собой тётку в годах, их это обламывает. Я для них не своя. Мне кажется, они смотрят на меня и думают: при чём здесь эта женщина и наш дорогой Дом, который мы так любим?
По этой же причине, я просила не помещать на обложку книги мою фотографию.
Фото автора на обложке книги часто сбивает с толку. Читаешь переполненный философскими рассуждениями текст, а на обложке глупо ухмыляется какой-то пацан. Хочешь не хочешь, при взгляде на него, отношение к тексту меняется. Я знаю человека, который принципиально не читает книг, если автору меньше тридцати пяти. Правда, с тех пор, как я об этом узнала, прошло много лет, так что тот читатель вполне мог поднять планку.
Когда публиковали Дом, мне хотелось, чтобы никто не знал, кто автор. Молод он или стар, мужчина или женщина, какой национальности. Было бы намного интереснее.
А вам самой нужен автор, когда вы читаете книгу?
В детстве я считала, что все писатели давно умерли. В общем-то, если брать за основу нашу домашнюю библиотеку, это соответствовало действительности. Наверное с тех пор мне автор не нужен. Он становится намного нужнее, когда пишешь сам.
Люди часто не похожи на свои произведения.
Мариам, вас нету ни в одной социальной сети. Расскажите, как вам живётся?
Прекрасно. Моя дядя иногда спрашивает: «Как ты можешь вообще не смотреть телевизор, не слушать новости, не знать что твориться в мире?» А я отвечаю, что это и есть счастье. Люблю вспоминать его вопрос: «А если наступит конец света, как ты об этом узнаешь?»
Если у вас другие истории или нам больше не ждать новой книги от Мариам Петросян?
Есть одна история, но вы можете не ждать.
Это совсем другая история, и меня она так сильно не затягивает. Она есть потому что мне хочется, чтобы у меня была какая-то история. Но я её не двигаю вперёд.
Единственное сходство с Домом в том, что там тоже нет сюжета. А это очень тяжело…
Have a nice read 